Независимые книжные в России — они как панды, их осталось не более полусотни, и те с трудом выживают, полагаясь на поддержку книголюбов, помощь меценатов и выручку от распродажи букинистики. Тем удивительнее, что в этой литературной вселенной образца посткарантинного 2020-го кто-то из владельцев несетевых книжных лавочек умудряется приглашать начинающих авторов, бодро издавать малую прозу и давать жизнь рукописям краеведов.
Речь идёт о Лане Волошиной — издателе и владелице магазина «Стеллаж». Со дня на день в свет выходит пятый сборник рассказов «Привет, Сочи, я люблю тебя. Сочинцы пишут про Сочи» — полюбившийся читателям литературный проект, который Лана придумала и смело масштабирует от выпуска к выпуску. Накануне презентации юбилейного сборника, в который вошли рассказы 40 авторов, мы встретились с издателем, чтобы поговорить о литературе, критике и писательском сообществе в Сочи. Лана оказалась человеком многогранным: «Стеллаж» и книгоиздательство — её внеклассное чтение, а вот основное — преподавание химии и генетики в Сочинском медицинском училище и статус аспиранта по психологии, поэтому речь зашла и о вкусе к языку у подростков.
Как появился «Стеллаж»?
Несколько лет назад в Сочи закрылся большой книжный магазин. Я видела, что ему в последние месяцы работы было очень трудно экономически. И вот я поехала в Питер. Около Марсова поля случайно зашла в абсолютно неприметную дверь, за которой были книги, книги, книги! И ко всему этому делу подавали кофе и пирожные. Это был настолько прекрасный формат, что часть того отпуска я провела в этом магазинчике. И я поняла, что хочу вот это вот — место, куда можно прийти, сесть и почитать. Я вернулась в Сочи числа 20 июня, а уже 1 августа открыла «Стеллаж». Странность ситуации в том, что 1 августа в Сочи зашёл «Читай-город» и открыл огромный, довольно приличный магазин. Я, не имея опыта закупки книг и договорённостей с оптовиками, немного расстроилась, но отступать было поздно, поскольку за месяц уже было заплачено. Мы начали работать: я наняла человека, который варил кофе, поставила лавочки и в общем-то неплохо стартовала.
Ты предполагала какую-то экономическую прибыль?
Всё, что у меня связано с книгами, — это хобби. Через месяц после открытия я поняла, что на аренду и зарплату я зарабатываю, а вот на обновление ассортимента средств не остаётся. И тогда я пригласила на свою территорию Даниила Да (сочинского поэта — прим. ред) для того, чтобы он почитал свои стихи. Был полный аншлаг! Людей пришло столько, что они буквально стояли на головах друг у друга. Но продажи были нулевые. Я была потрясена этим. На следующий день пришёл владелец помещения и сказал мне, что раз я тут устраиваю вечеринки, то аренда будет на 10 000 рублей дороже. Я в тот же день съехала. Ещё через неделю нашла маленькое помещение на Парковой и переехала.
Когда ты открывала магазин, каким ты видела его ассортимент? Ты хотела какой-то эксклюзив предлагать сочинцам?
Тогда вышла книга «Вся кремлёвская рать» Зыгаря. И вот я звоню по магазинам и спрашиваю: у вас есть эта книга? Её не было, хотя в тот момент это был самый топ — всё было засыпано рекламой этого издания. Я хотела открыть магазин, в котором можно было бы купить актуальные книги. Сегодня какие-то авторитетные люди от литературного сообщества в фейсбуке обсуждают новинку, а ты уже через неделю можешь купить это в Сочи — вот таким я хотела сделать магазин. Даже вот сетевой «Читай-город» привозит сюда книги с задержкой по сравнению с Москвой, а если у тебя крошечный магазин, который делит поляну с сетевиками, ты должен предлагать уникальный продукт. И тут мне звонит один человек и спрашивает: а есть что-нибудь про Сочи? Вот, говорит, я ищу «Старый Сочи» Гордона. И я подумала: а почему бы и не издать? Встречаемся мы с Кириллом Гордоном, он отправил меня к дедушке, которому за 80. Я беру у него рукопись, параллельно на меня выходит Владимир Костиников (краевед Сочи — прим. ред) и говорит: у меня есть текст. Я беру этот текст и за одну ночь верстаю 400-страничную книгу, отдаю её в печать. Первый тираж в 200 экземпляров ушёл за четыре дня. Для Сочи это просто фантастика! Затем «подошёл» и Гордон, Костиников написал ещё одну книгу. И вот так дело пошло.
И что дальше? Как появился первый сборник «Привет, Сочи, я люблю тебя»?
Я поехала в Питер и увидела там книгу «Петербургские рассказы». Я открываю их и понимаю, что читаю посты из фейсбука, просто чуточку причёсанные. Мне понравилась задумка. Я возвращаюсь в Сочи и пишу у себя на страничке, что принимаю рассказы, верстаю их, и в октябре мы устраиваем вечеринку. У меня не было ни денег, ни понимания, что должно получиться в итоге, ни уверенности в том, напишут ли люди. И если честно, то только люди у которых нет языка, не спрашивали, зачем мне всё это нужно. Но понимаешь, в чём прелесть: мой «Стеллаж» — он финансово совершенно безболезненный для меня. Я могу его завтра закрыть и моё материальное положение никак не изменится. Я могу его расширить и это тоже никак не изменит финансового положения. Авторы накидали мне рассказиков и мы устроили вечеринку. В пабе на берегу моря. Когда мы пришли туда на следующий год, нам отказали, ссылаясь на то, что мы не очень хорошо себя вели год назад. Ну да, была драка, было много всего!
Это же прекрасный сценарий! Итак, первая книжка получилась. А что это были за авторы? Перешли ли эти имена во второй, третий сборники?
Не все. Есть такое явление, как проблема второй книги. Она постигает практически любого автора. В первом своём рассказе человек пишет о себе и, как правило, выкладывает вообще всё, а ко второй книге он подходит с тем, что ему нечего больше рассказать.
То есть все рассказы в сборнике — истории о себе? Автофикшн? Или есть другие жанры? В какой стилистике люди пишут?
Это рассказы именно о себе. Это рефлексия о месте себя в Сочи, воспоминания о том, как ты воспринимал Сочи тогда и сегодня. Это настолько пронзительно-романтичная книга! Слегка такая приправленная юмором. Конечно, есть и полная ерунда, но даже у этой ерунды есть своя функция — обозначение донышка, ниже которого никто и ничего не напишет. Поэтому немножко ерунды всегда показано.
При отборе работ ты выступаешь арбитром вкуса? Были ли авторы, которым ты отказала?
Я много отказываю. Свои отказы я не обосновываю. Я вообще сразу предупреждаю, что в переписку не вступаю, а редколлегия состоит из меня. Мнение, которое для меня ценно, — моё мнение. Да, я понимаю, что есть вкусовщина, ну и что? Когда ты издаёшь книги, ты должен видеть продажи, перспективы. Напечатать книгу — очень дорого. Это роскошь. Пожалуйста, верстайте сами, сегодня типографий и платформ для вёрстки — море. Но вы попробуйте это потом продать. Поэтому если я понимаю, что не продам историю, я не должна оправдываться перед авторами.
Сегодня в области литературной критики выделились лагеря, которые враждуют между собой. Понятно, что Сочи — город маленький, но сталкивалась ли ты с такой критикой, что руки опускались?
Не то слово! Мы очень заторможены на благодарность, но почему-то многие готовы ткнуть тебя в недочёты. Знаешь, вот не про книгу, а про организацию вечеринки. Около сцены находится издатель, который что-то пытается делать. А вот сидит человек, который мнит себя «делателем новостей» в Сочи. И потом я читаю на местных информационных ресурсах что-то типа «не пригласили администрацию города», «не отработали с журналистами», «провалена PR-кампания». Что это вообще такое? Я никому ничего не должна. Я не издаю книги, чтобы прославиться, я делаю это, потому что мне интересно. А ещё моя цель — продать эти 500 экземпляров. И тут работает совершенно иная система продаж, которая никак не зависит от того, приглашу я администрацию с журналистами, или нет.
Недавно в онлайн-издании «Горький» вышел большой материал Даниила Да, который рассуждает, почему у Сочи нет своего литературного голоса. Как считаешь ты: должен ли у Сочи быть какой-то определённый автор, который стал бы рупором этого места?
А у нас есть такой автор. Только он не издаётся. Это Сергей Швец. У него такие потрясающие истории! Он у меня печатался в первых четырёх сборниках, а в пятый я его не взяла, потому что пишет он матом. А я же химию преподаю, у меня дети, и они читают мои книжки.
Там так много нецензурной лексики, что никак не причесать?
Много, да. Я пыталась причесать, но там матом разговаривают люди. И если начинать причёсывать речь героев, то теряется вообще вся прелесть, убивается колорит. А никому неинтересно читать по правильным буквам, как Серёжа попал с друзьями на съёмки порнофильма в Сочи, согласись? У Швеца такие выпуклые персонажи, такие многослойные истории! У него уже собрано рассказов на большую книжку.
То есть можно надеяться, что она увидит свет?
Вот возвращаясь к Даниилу Да. Он о чём говорит? О том, что у Сочи нет широты, о том, что мы сюда приезжаем и нас засасывает болото. Вот Серёжу не засосало. У него смачный язык. Я знаю, как издать и продать продукт, нацеленный на аудиторию внутри Сочи. Но вот книга Швеца — она других масштабов. Она московская. Ты здесь никогда не продашь достаточно большое количество украшений «Тиффани», хотя казалось бы, у нас и люди богатые. Но «Тиффани» они будут покупать не здесь. Вот так и с книжкой Сергея — её нужно издавать в Москве. Но я не знаю как. Я не знаю, где эти двери в большие издательства.
А у тебя нет желания выйти с читателями в офлайн? Может быть, чтения какие-то устраивать?
Я хочу провести серию лекций по генетике. Делать что-то литературное — это непросто, потому что знаешь, что сначала тебя закидают камнями, и только потом разберутся. Вот чем прекрасны издательства — ты сидишь весь такой приятненький и делаешь то, что тебе кажется приятненьким. Это даже не хобби, а ещё один способ получить удовольствие от жизни. А вот собрать вокруг себя людей и что-то начать буквально толкать — это сложнее. Мне моих лекций в училище вполне хватает, чтобы выразить себя. И вот такой формат я бы хотела расширить и на взрослую аудиторию.
Ты замечаешь оскуднение языка?
А кто не замечает? Я работаю с детьми. Вот был период карантина. Хоть у меня и химия, я сразу сказала: никакого копипаста, садимся и пишем ручкой. Потому что я понимаю, насколько сложно детям письменно формулировать свои мысли. Мы теряем вкус к языку и последний пример с бюллетенем и поправками «в Конституцию» — хороший пример деградации. А ещё у людей падает навык читать тексты. Количество людей, не понимающих печатную речь — запредельно.
А у тебя есть собственные критерии хорошей прозы?
Могу сказать так: у меня есть собственный камертон. Это Замятин. Раз в месяц я его открываю и читаю. Периодически открываю и Бабеля, но это уже другая история — стилистика слишком тяжёлая. А вот Замятин в моём мире это рафинад. Что касается критериев, то если мне не стыдно читать, уже хорошо. С другой стороны, я редко занимаюсь именно оцениваем работ. Я выбираю тексты и авторов, которых потом продам.
