Чем занимается природный орнитологический парк в Сочи?

Зачем в Сочи охраняют и пересчитывают птиц, кто такие бёрдвотчеры, почему наблюдение за птицами — популярное во всём мире хобби, и при чём здесь колхидские болота? Марина Колыванова отправилась на полевой учёт птиц и пообщалась с сотрудниками природного орнитологического парка в Имеретинской низменности.

Лев Шагаров

Заместитель директора по научной работе в Природном орнитологическом парке, кандидат географических наук

Пётр Тильба

Ведущий научный сотрудник Сочинского национального парка, кандидат биологических наук, автор книги «Птицы Сочинского Причерноморья»

Лев Шагаров

Заместитель директора по научной работе в Природном орнитологическом парке, кандидат географических наук

Пётр Тильба

За 10 минут до будильника меня будит громкая и красивая трель — чёрная птица с ярким клювом сидит и наяривает на газовой трубе, тянущейся к дому. Из соседнего леса этой мелодии вторит щебет других счастливых птах. Ровно в семь утра за мной заезжает замдиректора по научной работе Природного орнитологического парка. Лев Шагаров — молодой учёный, кандидат географических наук и доцент Сочинского института РУДН. Полчаса на сборы, кофе и завтрак пришлось пропустить, пристегнувшись в кресле, пытаюсь рассовать по карманам груши и бананы. Одновременно поправляю волосы, заглядывая в зеркало, и зеваю. «Раннее утро — лучшее время для наблюдения за птицами, — улыбается Лев. — По-хорошему, выезжать надо было ещё раньше».

Едем мимо шумозащитных ограждений. Лев говорит, что каждый месяц из-за этих щитов погибают сотни птиц — не замечают и разбиваются. Однако при строительстве трасс и установке дорожной шумоизоляции наперёд заплатили государству за возможный вред окружающей среде, поэтому заменить опасные щиты или обозначить их специальными маркерами, которые бы замечали птицы, в ближайшем будущем не станут.

На остановке «Южные культуры» подбираем Петра Арнольдовича. Пётр Тильба — главный орнитолог Краснодарского края и ведущий научный сотрудник Сочинского национального парка. Вскоре поворачиваем в Имеретинку. Солнце уже поднялось над горами и осветило средиземноморские домики у порта, широкие трассы, стадионы, бамбуковые заросли, спускающиеся с Красной горки, и лес старого кладбища. Хоть кладбище и не является частью орнитологического парка, наблюдения там ведутся — многие птицы селятся в высокие раскидистые деревья, выросшие среди некрополя.

На месте Олимпийского парка и Имеретинского курорта были поля, теплицы и огороды, а ещё раньше — леса и топи, реликтовые колхидские болота. Восьмикилометровый участок между реками Мзымта и Псоу прослыло гиблым местом, кишащем малярийными комарами, но хозяйственная деятельность при советах кардинально изменила этот ландшафт. Поля и дренажные каналы колхозов и совхозов облюбовали для зимовки и отдыха тысячи мигрирующих и зимующих птиц. С началом олимпийской стройки останавливаться птицам стало негде. Благодаря эко-активистам для сохранения последних участков колхидских болот на территории России в 2010 году в Адлерском районе создают особо охраняемую природную территорию регионального значения — природный орнитологический парк в Имеретинской низменности.

Орнитологический парк — это не единая территория, а более десятка островков с лугами, прудами и заболоченной местностью, разбросанные по Имеретинской низменности и в долине реки Псоу на территории Нижнешиловского сельского округа в Сочи. Некоторые совсем небольшие, другие побольше — до 73 гектаров, всего 14 участков. Среди кластеров орнитопарка встречаются настоящие оазисы — нетронутые стройкой места Имеретинки, где до сих пор обитают кавказские гадюки и живут шакалы. Один такой участок находится недалеко от Олимпийского вокзала и «Сочи-Парка». Он закрыт для посещения туристами, и доступ туда имеют только учёные.

Учёные оценили влияние масштабной стройки на хрупкие экосистемы. Если в 2008 году в Имеретинской низменности наблюдали 214 видов птиц, то в 2013-м — только 140. До перекройки местности на полях и каналах бывших совхозов останавливались 26 видов птиц, занесённых в Красную книгу России, за год до Олимпиады — семь. Тем не менее деятельность орнитологического парка постепенно обратила этот процесс. Птицы стали возвращаться в Имеретинку, заселяя охраняемые пруды, луга и болота. По данным 2019 года здесь наблюдали уже 201 вид, 19 из них краснокнижных.

В орнитопарке работает 20 человек. Они регистрируют и подкармливают гнездящихся, пролётных и зимующих птиц, занимаются научной работой, в период миграции проводят отлов и кольцевание, ухаживают за территорией парка и борются с браконьерами. Ещё одна важная функция парка — экологическое просвещение и популяризация бёрдвотчинга или бёрдинга. По-русски бёрдвотчинг — это и наблюдение за птицами, и спортивная орнитология. Бёрдвочер замечает и фиксирует количество и наименование вида птиц в своём дневнике наблюдений. Заниматься бёрдвотчингом можно даже из своего окна — поверьте, после вылазки в орнитологический парк я стала подмечать столько новых птиц вокруг дома, хотя раньше они все для меня были условно воробьи, вороны и сойки.

Бёрдвотчеры-любители помогают учёным, выкладывая данные своих наблюдений в интернет. Не так давно я побывала на экоферме в горном селе Красная Воля, и Ольга, хозяйка фермы, рассказала о том, что к ним часто приезжают орнитологи. Каково же было моё удивление, когда выяснилось, что она знакома с Петром Арнольдовичем и скидывает ему фотографии и заметки о семействе сапсанов, которые поселились в этих местах.

В фильме «Большой год», где играют замечательные актёры Оуэн Уилсон, Стив Мартин и Джек Блэк, описывается орнитологическое соревнование, участники которого должны увидеть за год как можно больше разных видов птиц. В какие только ситуации не попадают герои этого фильма, которым приходится стать настоящими путешественниками, научиться много и быстро ходить, проводить свободное время активно и на воздухе и уж точно выйти из пресловутой «зоны комфорта». Подобные неформальные конкурсы проводятся и в России, а сотрудники Природного орнитологического парка устраивают орнитологические соревнования для школьников и молодёжи.

Лев паркуется недалеко от отеля «Имеретинский». Рядом расположен первый и самый маленький кластер орнитологического парка, на вид небольшой участок заболоченного луга. Мне выдают папку-планшет с распечатанными листами дневника наблюдений и карандаш. Пётр Арнольдович уже сосредоточенно смотрит в бинокль куда-то в середину поляны, а Лев начинает диктовать первые заметки. Представляю себя младшим научным сотрудником. «Чеглок — один, серая ворона — три, белая трясогузка — одна, ещё одна, жёлтая трясогузка — три», — названия несутся так быстро, что я не успеваю записывать. Вглядываюсь в траву и не вижу ничего. Как они различают всех этих птиц? Говорят, глаз привыкает.

Пробираемся вглубь участка, я стараюсь идти по следам орнитологов — боюсь наступить на какую-нибудь змею. Под ногами хлюпает вода. Мои спутники — бывалые орнитобойцы. Они экипированы профессиональными лёгкими биноклями, фотоаппаратами с телеобъективами, оба в непромокаемых трекинговых ботинках и плотных брюках. На мне — старые кроссовки для прогулки с собаками, степень непромокаемости которых стремится к нулю, подстреленные выше щиколоток джинсы и модная камера Fujifilm Instax Square SQ20. Это компактная лёгкая камера — в ней нет даже полкило — печатает моментальные снимки, которые предварительно можно отредактировать в режиме автоматической регулировки экспозиции или использовать встроенные фильтры. Снимаю портрет Петра Арнольдовича и отдаю ему небольшой чёрный квадратик — через несколько минут он проявится.

«Когда люди спрашивают, чем я занимаюсь, я отвечаю: считаю ворон, и мне за это платят. И это чистая правда», — шутит Лев. Мы едем к другому кластеру парка. Это Лебяжьи озёра — пара больших и несколько мелких заболоченных прудов напротив кёрлинг-центра и стадиона «Шайба». Участок обнесён высоким забором, и орнитологи сами заходят туда только во время учёта гнёзд. Пётр Арнольдович обычно проводит там боевое крещение молодых учёных — обойти озёра по кромке, пробираясь сквозь густые колючие заросли в высоких болотных сапогах — целое приключение.

Все кластеры орнитологического парка — особо охраняемая природная территория. Это значит, что даже на открытых для посетителей участках, таких как Чистые пруды, нельзя ловить рыбу, охотиться, разжигать костры и мусорить. Часто сотрудники ловят рыбаков. Один раз нарушители начали возмущаться, бить себя в грудь и утверждать, что их деды ещё в этих озёрах рыбу ловили. На самом деле Чистые пруды вырыли специально для парка во время подготовки к Олимпийским играм.

Главный участок орнитологического парка на Таврической больше похож на сквер с большим водоёмом. На берегу мы (даже я) замечаем двух величественных рыжих цапель, а Пётр Арнольдович обращает внимание на целую стаю краснокнижных караваек, пролетевших над озером. Мы ходим вокруг камышей и включаем записи голосов певчих птиц, пытаясь подманить их поближе. «И они ведутся?» — удивляюсь я. «Ещё как», — отвечают мне. Ни одна птица, правда, в этот раз так и не прилетела на нашу дискотеку.

За четыре часа мониторинга вместе с орнитологами мы объехали пять участков и сделали 55 заметок в дневнике наблюдения, зафиксировали более 200 особей разных видов птиц, и это были не только голуби и чайки. В какой-то момент во мне проснулся азарт, это как с грибами — сначала они от тебя прячутся, а потом ты с победным кличем начинаешь кричать на весь лес «Это моя добыча!», заметив очередной белый. Пока наблюдаешь за птицами, лучше, конечно, делать это молча, чтобы не спугнуть, но как же сложно не воскликнуть, когда разглядишь в траве красное оперение на жопке у горихвостки. Домой я вернулась уставшая, но довольная, со стопкой инстаксовских фотографий из парка. Развесила их над рабочим столом. И теперь хочу повторить этот опыт.