Базовая модель города возникла еще 200 лет назад. С тех пор появились новые модели, но, так или иначе, в большинстве городов с рыночной экономикой земля в центре пользуется наибольшим спросом, а плотность населения остается высокой. В советских городах, где рыночные механизмы до последнего времени не действовали, ситуация была иной и земля в центре могла быть занята заводами, что в постиндустриальную эпоху привело к созданию больших пустот. «Городской конструктор» публикует отрывок из эссе экономиста Татьяны Михайловой, которое посвящено плюсам и минусам этой системы.
Базовую модель для формализации того, что происходит в городской торговле, создал в 1826 году немецкий экономист Иоганн фон Тюнен. Он исходил из следующего: есть особое место, например рынок, в которое хотят попасть агенты, чтобы продать свой товар, и есть разные виды товара, например зелень, овощи и мясо.
Зеленщику нужно, чтобы его товар был самым свежим. Поэтому он должен прибыть на рынок рано утром, а значит, для него важно жить поблизости. И пусть участок земли, где он выращивает зелень, будет маленьким, главное — оказаться как можно ближе к рынку и за это зеленщики готовы платить высокую цену. Они селятся вплотную к рынку — так формируется самый первый, ближний круг.
Фермеры, выращивающие овощи, скажем картошку, тоже хотят продавать свежий товар. Но за два-три дня картошка не испортится. А значит, они могут жить чуть дальше, за зеленщиками, чтобы не платить слишком много за дефицитную землю в центре. Наконец, следующий круг образуют животноводы. Чтобы выращивать скот, им нужны большие пространства, причем пастбищам не обязательно быть рядом с рынком, ведь корова и сама дойдет до рынка. Эти люди будут селиться далеко от него, там, где много земли и где они могут выгодно купить или арендовать пастбище.
Так образуется структура из концентрических колец, в которых чем ближе к рынку, тем дороже земля и тем интенсивнее она используется. Это простое наблюдение за сельскохозяйственным рынком и легло в основу всей модели экономической географии города.
Если мы посмотрим на современные города, то увидим, что центр занимают деловые кварталы: небольшой пятачок земли застроен высокими зданиями. Эта земля эксплуатируется очень интенсивно, ведь люди готовы платить огромные деньги за то, чтобы быть в центре. А чем дальше от него, тем меньше плотность населения и меньше фирм. Участки земли увеличиваются, многоэтажные дома исчезают, сменяясь одно-двухэтажными, жилая площадь домов или квартир становится больше. Вот характерная для западной Европы или США картина: на окраинах города — просторные отдельные дома с лужайками, в центре — многоэтажные здания, где живут холостяки, для которых не обязательно иметь большую квартиру, главное, чтобы она была недалеко от клубов, ресторанов и работы. Так люди самоорганизуются в городском пространстве.
Если чуть изменить эту модель, добавив в нее больше вводных, то можно объяснить одно заметное различие между американскими и европейскими городами. Обычно в центре американских городов, в многоквартирных домах, обитают бедные люди, довольствуясь весьма ограниченным жизненным пространством, богатые же селятся в просторных собственных домах на окраинах. Европейские города устроены иначе: обычно жилье в центре стоит очень дорого, и там, часто весьма стесненно, живут богатые. При прочих равных они придают особое значение качеству городской среды, тем самым факторам, которые в зарубежной урбанистике называют amenities. Оно означает все, что не относится к самому необходимому, но очень украшает нашу жизнь: театры, музеи, архитектурные достопримечательности, облик города, парки. Можно обойтись и без этих излишеств, но, раз есть такая возможность, человек ценит ее. А поскольку европейские города обычно старше американских, подобных приманок в них больше, и богатые люди готовы переплачивать за жизнь в центре. Более молодые американские города обилием достопримечательностей похвастаться не могут, поэтому и богатых в них мало что прельщает. Возможно, это объясняется тотальной автомобилизацией американцев.
В странах бывшего социалистического лагеря другие проблемы внутригородской структуры, и часто они порождались самой системой планирования. Весьма характерная — наша система микрорайонов. Микрорайоны — не советское изобретение, они есть во многих городах и странах. Но главное для географии города — транспортная связность. В Барселоне, которая считается ярким примером удачной урбанистики, маленькие кварталы пронизаны плотной сеткой дорог. В Москве же дороги идут по границам микрорайонов и их внутренних пространств не затрагивают. Концепция микрорайонов хороша для окраин, но в Москве окраины становились центром по мере разрастания города. И теперь жители новых окраин едут на работу через микрорайоны среднего пояса города. Изначально дорожная сеть не была на это рассчитана. Москвичи вынуждены объезжать микрорайоны по основным — и малочисленным — транспортным артериям, на которых мгновенно возникают пробки.
Вместе с тем у советской системы были и свои плюсы. Рынка жилья как такового в СССР не существовало, и люди жили там, где они получали квартиру от государства. Поэтому до сих пор в одном подъезде соседствуют люди разных социальных страт, разного уровня образования и доходов. У нас не было и нет до сих пор строгого разделения на престижные и непрестижные районы. То есть социальная сегрегация довольно слабая. И это очень хорошо для бедного населения: нет условий для образования гетто. Гетто опасны не только низким качеством жизни и социальных благ. Важнее, что там в атмосфере упадка компактно живут люди асоциального типа. Дети, растущие в гетто, не видят среди окружающих тех, кто преуспел бы в жизни: вокруг только бедность, вандализм и преступность. Они с младых ногтей впитывают криминальную культуру, которая передается из поколения в поколение, и шансов вырваться из этого порочного круга у них очень мало. Социальные лифты для жителей таких районов закрыты.
Когда сегрегации нет, социальная ситуация намного лучше. Главное даже не то, что богатые соседи субсидируют общественные блага для соседей бедных. Формируется более здоровая социальная среда. Если у ребенка родители — пьяницы, а соседи — ученые, то у него перед глазами есть хотя бы положительный пример иной, благополучной судьбы и появляется надежда, что он будет учиться, работать, стремиться к лучшей жизни. На этой же мысли основана теория разбитых окон. Человек, который изо дня в день видит разбитые окна, привыкает к этому зрелищу, воспринимает его как норму. И вот ему уже и самому не кажется зазорным разбить окно. Так начинается и поддерживается разруха. Но когда человек идет по чистой улице, ему неловко бросить окурок или бумажку.
И в районах со смешанной социальной структурой, как оказывается, людей, которые будут мусорить, невзирая ни на что, очень мало. большинство будет соблюдать правила, и улицы станут чистыми. Более того, такая культура будет закрепляться в обществе.
«Городской конструктор» существует уже полтора года. Наша география становится все шире (восемнадцать городов!), а планы — все больше. Мы хотим лучше узнать вас, чтобы делать материалы интереснее и полезнее. Пожалуйста, расскажите о себе и своих интересах в нашей анкете (займет три минуты). Приятный бонус — 10% скидка на годовую подписку онлайн-школы городских предпринимателей Vector всем, кто заполнит анкету.
Фото: Michael Kötter / flickr, death to stock, Serge Tchernyakov / flickr.com
