Какой он, литературный контекст эпохи? Принято говорить, что всю эмоциональную окрашенность сегодняшнего времени точно передаёт жанр антиутопии. Но в этом случае всё как бы «в лоб», без полутонов. А если копнуть глубже, если через призму уходящей натуры посмотреть на человеческую душу и её метания? Если попробовать на кончиках пальцев растереть копоть, оседающую на этой душе и попытаться понять, что же человеку не даёт дышать? В таком ракурсе никто блистательнее Чехова, который вне времени и границ, вряд ли сможет передать современную неопределённость, быстротечность жизни и русскую душу, вечно тоскующую по чему-то лучшему.
Встречайте — 24 мая на сцене Нового театра Сочи состоится большая премьера чеховской «Неоконченной пьесы» («Безотцовщины») в постановке Дмитрия Акимова. В этом анонсе многое идёт под определением «дебют»: у Чехова это была первая пьеса, написанная им в 18 лет; для приглашённого режиссёра это первая постановка на сцене Нового театра Сочи; для сочинского зрителя — первый большой спектакль по пьесе великого русского драматурга. Накануне премьеры мы поговорили с режиссёром о постановке, его видении главного героя Платонова и вообще об актуальности этой великой работы Антона Павловича.
Дмитрий Акимов окончил Иркутское театральное училище в качестве актёра и режиссёрский факультет ВТУ им. Щукина. Работал в Иркутском драматическом театре им. Охлопкова и педагогом по актёрскому мастерству Иркутского театрального училища.
В 2016 году спектакль «Брат Иван» по роману «Братья Карамазовы» в постановке Дмитрия Акимова получил приз за лучшую режиссуру на Международном фестивале камерных спектаклей по произведениям Достоевского.
Был главным режиссёром Черемховского драматического театра им. Гуркина и Томского ТЮЗа. Сейчас возглавляет Мотыгинский драматический театр (Красноярский край).
Вы не боитесь, что у зрителя, далёкого от Чехова и театра, ещё до премьеры возникнут аналогии с «Механическим пианино» Михалкова, которые и определят ожидания?
Нет, у меня немножко другое ощущение от названия. Мы же не пишем «Неоконченная пьеса для механического пианино», мы пишем просто «Неоконченная пьеса». Потому что в финале есть некое ощущение, что она действительно не окончена. Хотя имеет логический конкретный финал. Можно даже сказать — трагический. И в этом смысле я не боюсь аналогий. У пьесы изначально несколько названий: «Безотцовщина», «Пьеса без названия».
Выбор пьесы — ваша личная инициатива?
Да, абсолютно. Я никогда не ставил Чехова, но мне очень интересен этот материал. В нём будто квинтэссенция всего творчества Чехова, даже драматургического. Там аналогии такие, что и «Вишнёвый сад» проглядывается, и «Чайка», и «Три сестры». Пьеса многослойная, большая. И мы её сокращаем очень лихо, потому что если даже просто читать её, часов шесть уйдёт. Много персонажей, много линий, поэтому мы некоторых убираем, некоторых сокращаем, но сюжетная основа, связанная с главным героем Платоновым, остаётся. А моё отношение к этой пьесе — очень личное. Я люблю этот материал, потому когда-то работал над ним с Владимиром Петровичем Поглазовым. Это профессор Театрального института имени Бориса Щукина. Его уже нет в живых. Достаточно известная личность в театрально-педагогической среде. Мне эта пьеса нравится, вот мы сейчас над ней работаем и во мне чеховская лёгкость или даже дурь какая-то невероятная возникает, в хорошем смысле этого слова. Получится очень лихой спектакль.
Какой он, ваш личный Платонов? Как вы его чувствуете?
Когда я начинаю раздумывать над идеей произведения, погружаться в него, осмысливать персонажей, я задаюсь вопросом: что же у Платонова болит? В чём главный конфликт этой истории? Знаете, есть выражение, которое совпало с моим ощущением: «Страх небытия выше страха смерти. Очень страшно, если ты превращаешься в пыль». Платонов боится стать пылью, но он уже пыль. Ему 27 лет, по сегодняшним меркам это юнец, а тогда к этому возрасту весь потенциал уже должен был выразиться.
По сюжету ему 27 лет, но он такой рефлексирующий, неудобный человек.
Тут важно понимать, что изначально он был невероятно талантлив, с огромным потенциалом. Но что-то случилось, что-то пошло не так. Ведь мы все проигрываем какой-то жизненный сценарий. И вот его сценарий пошёл не по тому пути. И он попытался восстановить его через семейственность. Платонов сделал попытку этот смысл жизни обрести, потеряв смысл творчества. Ведь он должен был стать выдающимся человеком. Учился в университете, был талантливым студентом, все прочили ему как минимум пост министра финансов. А Софья вообще видела в нём второго Байрона. То есть человек одарённый! И вот куда-то это всё ушло, было утеряно. Попытка найти смысл в семье оказалась симулякром, потому что жена начала раздражать. Платонов считает её глупой, абсолютно дела ему нет до семьи. Так в чём же смысл его существования? Это максимально острая и больная тема, потому что Платонов человек мыслящий. Он понимает всю ничтожность своего существования, понимает, что проиграл свой жизненный сценарий. Поэтому его так бросает. Поэтому он пьёт. «Он всю зиму ел, пил, спал, жене вслух Майна Рида читал». Скверно ему и скучно, очень скучно. Он в депрессии, в унынии. Мне нравится версия Михалкова. Я считаю, это один из лучших его фильмов. Невероятная работа по своей атмосфере, по своему приближению к чеховской интонации. Там же финал не такой, как в пьесе. И он мне безумно нравится, потому что на поиск этого утерянного смысла даётся один простой рецепт — когда эта глупая женщина Саша говорит Платонову, что всё спасается любовью. Просто люби и, возможно, в этом спасение. Это не решение и не ответ на вопрос пьесы, но в этом направлении хотелось бы двигаться.
Вы глубоко в материале. А вот зрители могут соприкасаться с этой пьесой впервые. Возможно, кто-то не видел даже Михалковского фильма. И для них Платонов, выражаясь современным языком, это лузер. Но при этом Платонова позиционирует как человека глубокого и умного, в чём-то гениального. Его это лузерство никак не портит, наоборот, шарма и глубины добавляет. Как его воспримет зритель, которому сегодня до 30?
В Платонове можно увидеть отражение себя. Почему в него можно влюбиться? Одно из главных открытий Аристотеля в его поэтике — понятие о мимесисе, то есть о подражании. Почему так увлекательно наблюдать за тем или иным героем в том или ином произведении, спектакле? Ты начинаешь его с собой сопоставлять и невольно хочешь стать этим героем. А если он ещё в чём-то совпадает с тобой, это становится твоей историей. Это в нашей природе заложено. На этом и строится театр. И невероятно интересно следить за сюжетом, как бы его сейчас ни отрицал постдраматический театр. Я считаю, нарратив и сюжет всё равно победят. Рассказывать историю — невероятно важно. Будет ли это понятно и интересно людям до 30 лет? Уверен, что да. Есть фраза, которая является неким эпиграфом истории. У Анны Петровны спрашивают: «А что такое, на ваш взгляд, этот Платонов?». И она отвечает: «Платонов, по-моему, есть лучший выразитель современной неопределённости». Под неопределённостью понимая современное состояние нашего общества. Человек оказался в тупике. Всё крайне непонятно, всё смешалось до крайностей. Вот умнейший Платонов, на мой взгляд, и является выразителем этой неопределённости. Я сам так ощущаю это время. Сегодня все запутались. Почему театр сейчас пытается вернуться к театру абсурда? Да потому что происходит некий виток времени. Абсурд возникает как реакция, когда смыслы разрушены. Становится непонятно, за что держаться. Именно здесь хочется сказать: когда все смыслы утеряны, спасается всё любовью. Всё к любви должно тянуться. Когда тебе плохо, когда ты всё потерял, когда тебе трудно, имеет смысл сдаться и просто любить.
Расскажите о форме постановки, о нарративе. Что зрителю предстоит увидеть? Исторически в той же эпохе остаётесь или переносите её?
Текст у нас, конечно, оригинальный, но там такое смешение времён! Скорее, это безвременье. Вместе с нашим художником мы помещаем всю эту историю на некий отшиб мира. Где может быть всё, даже отчасти постапокалиптическое время. У нас там даже есть приметы сегодняшнего времени. Но вот какая точно эпоха — не очень понятно: у кого-то фрак, а у кого-то нет, всё такое лёгкое, воздушное. Мы стираем хронотоп. Хочется какую-то дистанцию увидеть, возможно, для укрупнения смысла или для создания того поля тревоги, в которой живёт Платонов. Мы вот тут сидим, а что мы в этом контексте вообще есть? Я-то кто? А не выкидыш ли я этого времени и мира? Платонов сам говорит: «Самый настоящий из нас всех это ты, Осип, конокрад, убийца и вор. Вот ты конкретными делами занимаешься. А мы ходим здесь из угла в угол, места своего не знаем, пьём, о погоде говорим. А может быть, нас и не должно быть?». Это всегда Чеховский вопрос. И здесь эклектика, заложенная в художественном решении, переползает и в существование артистов. Где-то эксцентрика идёт, а где-то — живая, проникновенная, тонкая интонация, которой я хочу добиться.
Кого вы взяли на роль Платонова?
Кирилл Попов. Он и в «Женитьбе» сейчас играет главную роль.
Чехов ваш любимый писатель драматург?
Сейчас, конечно, да. А завтра, возможно, это будет Достоевский. Нет ничего печальнее для режиссёра, чем выпущенный спектакль. Потому что ты всё сделал и у тебя опустошение, грусть. Это как постродовая депрессия.
Фото: Алеся Салтыкова / Новый Театр Сочи
